Страшно бывает всем. Вопрос: что с этим делать?

Сердце бешено колотится, дыхание через раз, все тело трясет, зубы стучат мелкой дрожью, не могу пошевелиться... Вот такой он, физиологический ответ организма на реакцию страха. Такое и с подобной силой мне пришлось испытать только один раз в жизни, когда много лет назад ночью на территорию лагеря нашей маленькой туристической группы в Уральском предгорье неожиданно вторглась незнакомая группа людей.

Они начали шумно дебоширить в районе нашего костровища, что-то выкрикивая не очень трезвыми голосами. Никто из нас тогда не вышел из палатки, а незваные гости ушли так же неожиданно, как и появились, и все закончилось вполне благополучно. Однако эмоция страха глубоко впечаталась в мой опыт, и это точно было про страх за жизнь как таковую.
В ситуациях, угрожающих жизни, часто верна одна реакция – бежать. В повседневности же экстремальных случаев может быть не так много. И всё же моментов, активизирующих не очень интенсивный, но неприятный страх, может быть сколько угодно. Просто они, эти страхи, в нашем относительно цивилизованном сообществе, перемещаются больше в область взаимодействия между людьми: боюсь, что будут смеяться, боюсь, будут осуждать, а еще хуже – за спиной, боюсь, что не оправдаю ожиданий, боюсь, что обидятся, если что-то скажу/сделаю/не скажу/не сделаю и так далее (каждый может продолжить список).

Однако, и в этих случаях иногда начинает казаться, что единственно верная реакция – бежать. Попробуем остановиться. Вот, например, выступление на публике. Чем тут не страх? Очень даже страх. Я, например, всегда ощущаю его перед выступлением, сколько бы раз ни выходила к аудитории: и тремор, и учащенное сердцебиение, и прерывистое дыхание, и ватные ноги – все со мной. Просто теперь это не так интенсивно, и отношусь я к своему страху как пусть и не к очень приятному, но все же очень старому знакомому.

Что изменилось за годы? Теперь, когда распознаю страх в себе, знаю, что мне с ним делать: я у своего страха кое-чему научилась. Поделюсь. Вдруг пригодится.

Во-первых, я его не гоню. Это просто бесполезно: только бессмысленно потрачу на это так нужную мне сейчас энергию.

Во-вторых, я прислушиваюсь к нему и пытаюсь понять, что он мне хочет сказать. Обычно мгновенного мониторинга хватает, чтобы осознать: ситуация точно не угрожает жизни и здоровью. Страх мне говорит: если аудитория новая, незнакомая, я могу постараться что-то узнать о людях заранее. А когда есть возможность – могу и пригласить хороших знакомых послушать и поддержать. Еще важно просто смотреть на людей, видеть их, осознавать: они пришли, потому что тема их чем-то привлекла и, в общем-то, они доброжелательно настроены.

Следующее сообщение, которое передает страх, – о том, что мне важно достаточно хорошо подготовиться. Страх вообще помогает (если он не зашкаливает) сконцентрироваться на решении важных на тот момент задач, так как сужает область восприятия до этих задач. Для меня это – выстроенная структура выступления и четкое понимание, как связаны между собой разные блоки.

О чем еще говорит мне мой страх? Что лучше не браться за то, к чему нет никакого интереса. Выходит так: только отыскав что-то важное и интересное для себя, уловив это воодушевление внутри, я в какой-то момент обнаруживаю, что страха нет, он ушел. Его место занимает ощущение полноты контакта с собой, с материалом и людьми.

Вот и на нейрофизиологическом уровне было доказано, что эмоции страха и интереса взаимосвязаны между собой.
Сёрен Кьеркегор еще в XIX веке своей гениальной интуицией заметил, что интерес и страх соперничают друг с другом за наше внимание и поведение.
Вот только кто победит? Решайте!